Каково это
• Каково это — говорить на 40 языках и потерять дар речи
Александр Аргуэльес, полиглот, 48 лет:
«Сколько себя помню, всегда увлекался языками. В детстве мы часто путешествовали с семьей, и мой отец, полиглот-самоучка, с видимой легкостью заговаривал с любым встречным, запросто переходя с одного языка на другой. На меня это производило огромное впечатление из раза в раз, но одновременно я робел в его присутствии.
Не могу сказать, что языки давались мне легко. В 11 лет я очень медленно осваивал французский в школе и чуть не забросил языки вовсе. Но когда в университете взялся за немецкий, дело пошло иначе — я любил немецких писателей, которых читал в переводе, и хотел знать их в оригинале. С тех пор это стало моей главной мотивацией: когда начинает проступать смысл чужой речи, ты переживаешь откровение. Выучив немецкий, я уже не собирался останавливаться. Вскоре последовали французский, латынь, греческий и санскрит. В двадцать с чем-то я уже решил, что потрачу остаток жизни на то, чтобы выучить как можно больше языков.
• Каково это – побывать в самом тихом месте на Земле
Джордж Майклсон Фоу, писатель, 60 лет:
«Я начал свои поиски после того, как однажды оказался в нью-йоркской подземке. Мои дети хныкали, одновременно к станции с воем подъезжали четыре поезда — шум был таким оглушительным, что я заткнул уши. Укрыться от фонового шума города совершенно невозможно, и он стал выводить меня из себя. Чтобы хоть как-то успокоиться, я решил поставить перед собой задачу найти самое тихое место в мире, узнать, существует ли абсолютная тишина. Я побывал во множестве специально «тихих» мест: цистерцианский монастырь, ритуальная индейская баня, никелевая шахта глубиной 2 километра — везде было довольно тихо, но нигде, как мне казалось, идеал тишины не был достигнут.
Больше всего мне понравилась безэховая камера Орфилдской лаборатории в Миннесоте. Это небольшая комната, изолированная толстыми слоями бетона и стали, которые не пропускают шум извне, а внутри она отделана расположенными под разными углами звукопоглощающими буферами. Даже пол здесь — натянутая сетка, гасящая звук шагов. Это место включено в Книгу рекордов Гиннесса как самое тихое в мире — в нем поглощается 99,9% звуков.
• Каково это – быть надзирателем и заключенным в Гуантанамо
Кристофер Арендт
24 года, студент, проходил военную службу на базе в Гуантанамо с января по ноябрь 2004 года:
«Я старался работать в ночные смены. Когда они не спали, мне все время хотелось извиниться перед ними. Когда они спали, об этом можно было не беспокоиться. Я мог просто ходить взад-вперед по коридорам.
Один из заключенных обычно просыпался раньше других, часов в пять, и созывал остальных на молитву. Его держали в самой последней камере корпуса. Заключенные пели потрясающе, но слушать их было довольно жутко. 48 человек просыпаются с утра и в один голос поют прекрасную песню, в смысл которой я никогда бы не смог проникнуть, потому что арабский — выше моего разумения. Это было очень мощно.
База «Дельта» расположена на скале, которая нависает над океаном. Я до этого никогда не бывал на океане. В армии меня очень часто поражало несоответствие чудовищности происходящего и в то же время его эстетической привлекательности. Когда я впервые увидел, как двое заключенных готовятся к молитве и одновременно начинается рассвет, это, наверное, было самое неоднозначное зрелище в моей жизни. Каждый день ты обходишь корпуса тюрьмы: два ряда камер, по 24 в каждом, это 48 человек, но у тебя нет и малейшего представления о том, почему они здесь. Ты приносишь им еду, а если они начинают сходить с ума, прыскаешь в них каким-то ужасным химикатом на нефтяной основе. А потом берешь пятерых и уводишь, чтобы их отметелили по полной программе.
• Каково это — провести зиму на полярной станции «Восток»
Сергей Бушманов
Геофизик, член российской антарктической экспедиции на станцию «Восток» 2009-2011 годов, 34 года:
«На станции «Восток» человек не живет — он медленно умирает. Станция известна тремя основными свойствами: она находится на Южном геомагнитном полюсе, на полюсе холода (в 1983 температура упала до −89,2°C), а под ледяным куполом, на котором стоит станция, находится древнее озеро Восток.
Обычно люди теряют до 5-10 килограммов веса за первый месяц на «Востоке». Кислорода в воздухе столько же, сколько на высоте 5 километров в средних широтах. Поэтому первая проблема по прибытии — реакция организма. Я видел, как человеку стало плохо через несколько минут после прилета. Если бы его не эвакуировали вовремя, то отек легких через несколько суток привел бы к смерти от гипоксии. Я чувствовал себя неплохо, но быстро ходить и поднимать тяжести надо очень осторожно: сразу появляется одышка и темнеет в глазах. Резко поднявшись со стула, можно просто упасть от головокружения. Кроме того, очень устаешь из-за апноэ — остановки дыхания во время сна. Чтобы адаптироваться к условиям континентальной Антарктиды и начать нормально спать, нужно от месяца до трех.
• Каково это — быть слепым футболистом
Аким Арезки
Игрок сборной Франции по футболу для слепых и слабовидящих, 29 лет:
«Надо мной склонился жандарм с автоматом Калашникова. Это было последнее, что я видел. Мгновение спустя перед глазами у меня появился белый болезненный свет. А потом темнота. Навсегда.
Это было весной 2001 года. Мне было 18 лет, я оканчивал школу, жил вместе с матерью, братом и сестрами в маленькой горной деревушке Тамассит в провинции Тизи-Узу на севере Алжира. Я кабил, как и большинство жителей Тизи-Узу. Вместе с товарищами мы участвовали в студенческих манифестациях — требовали свободы, справедливости, лучших условий жизни. Алжирская власть стала в нас стрелять. Я получил две пули. Первая попала в лодыжку правой ноги, вторая — в голову. Это были разрывные пули. Они разлетелись на несколько осколков, кажется на двенадцать. Один из осколков отсек зрительный нерв. Так я потерял зрение.
• Каково это — жить с синдромом Алисы в стране чудес
Рик Хемсли, программист, 36 лет:
«Когда это случилось впервые, я был 21-летним студентом. Накануне я долго не спал, пил много кофе и писал курсовую, но чувствовал себя нормально. А тут встал, наклонился за пультом, и мои ноги как будто ушли в пол. Взглянув вниз, я увидел, что моя ступня погружена в ковер — неприятное чувство, но длилось оно всего несколько секунд. Вскоре я обнаружил у себя более серьезные пространственные нарушения. Пол подо мной либо шел волнами, либо прогибался, а когда я пытался идти, мне казалось, что я ковыляю по губкам. Если я, лежа на кровати, смотрел на свои руки, то пальцы вытягивались на полмили вперед. Эти странные переживания стали случаться все чаще, но я не обращал на них внимания, считая, что это связано со стрессом, неправильным режимом сна или питания.
Я окончил учебу и устроился системным администратором, но вместо того, чтобы исчезнуть, мои симптомы усугубились. Теперь искажено было все, причем постоянно. Когда я шел по дороге, стоящие на обочине машины выглядели как игрушечные, а я себе казался непропорционально высоким. На работе мое кресло выглядело огромным, а сам я в нем как будто ужимался.
• Каково это — проснуться в будущем
Наоми Джейкобс, 35 лет, студентка:
«Я всегда почему-то думала, что амнезия случается исключительно у людей, которые перенесли какую-нибудь очень серьезную травму головы, а чтобы вернуться в нормальное состояние, человеку требуются годы интенсивного лечения. Однако у меня все случилось иначе.
30 апреля 2009 года я, обычная 32-летняя мать, живущая в Манчестере и изучающая психологию в Городском университете Манчестера, как всегда это бывает вечером, отправилась спать.
Наутро я проснулась, и начался полный кошмар. Я была уверена, что мне 15 лет. В ужасе и смятении я пыталась понять, почему это я лежу не на нижнем ярусе своей двухэтажной кровати под розовым одеялом с изображением Мэрилин Монро в комнате, где мы живем с сестрой. Я была уверена, что на дворе 1992 год — впереди экзамены на аттестат зрелости, Inspiral Carpets, Stone Roses (популярные на рубеже 1990-х манчестерские рок-группы) и незаконные рейв-вечеринки.
• Каково это — лечиться от гомосексуализма
Иван Харченко, 16 лет, школьник:
«Проблемы с родителями у меня начались, когда мне было 14 лет. Им никогда не нравились мои друзья. Меня это, естественно, не устраивало: не зная моих друзей и не желая с ними ни при каких обстоятельствах знакомиться, родственники говорили о них такое, что у меня уши в трубочку сворачивались. Практически каждый вечер — скандалы. Иногда бывали перерывы, но они были, честно сказать, нечастыми.
Гром грянул после того, как я рассказал родным о своей гомосексуальной ориентации. Мне уже исполнилось 16 лет, и я хорошо понимал, что противоположный пол мне нравится меньше собственного. Я последовательно сказал маме, папе, дедушке и бабушке, что я — гей. Мне не хотелось, чтобы они принимали меня за другого человека, а любили меня таким, какой я есть. Я, конечно, понимал, что их реакция не будет радостной, но надеялся, что со временем они смирятся. Наивно думал, что сценарий будет таким: взрыв, скандал, потом — спокойствие и тишина, и мы живем, как раньше. Все получилось строго наоборот: родные выслушали меня с мрачными лицами, ничего не сказали, не заплакали, сделали вид, что ничего не произошло, что все в порядке. Через несколько дней начались крики: «Как же ты женишься? Откуда ты возьмешь детей? Что же будет со всем нашим родом?» И так далее. Когда родные поняли, что на эти вопросы я отвечать не хочу и в скандалы как человек по характеру мирный стараюсь не ввязываться, они изменили тактику.
• Каково это — быть психиатром с депрессией и фобиями
ВИКТОР К., психотерапевт и психиатр с 27-летним стажем, 52 года:
«Если говорить о моем психическом здоровье, то мне присуща зимняя депрессия. Помимо депрессии у меня повышенная тревожность, мнительность, фобии — например, высоты или публичных выступлений. Еще у меня страх иметь детей, и их у меня нет. Я боюсь оставаться с детьми на улице, мне кажется, что с ними может что-то случиться.
• Каково это – научиться читать в 60 лет
Сью Чапман, домохозяйка, 62 года:
«Когда я поняла, что слово «арбуз» начинается с буквы «а», это было невероятно. Моя жизнь изменилась в одно мгновение, а ведь я уже была на пенсии и растила внуков. Много-много лет я скрывала от всех ужасную тайну: я не умела читать и писать.
Все мои взрослые годы я прожила наполовину впустую, не осмеливаясь знакомиться с новыми людьми, устраиваться на работу и даже пробовать приготовить новое блюдо, потому что боялась, что меня выведут на чистую воду. Я с детства была крайне непонятливым ребенком. Учителя быстро сочли меня глупой и ленивой, и я на этом успокоилась.
Я наловчилась скрывать тот факт, что так и не научилась читать. Смотрела на других детей, с удовольствием читающих в библиотеке, и подражала им, даже иногда смеялась над книгой, чтобы выглядеть более убедительно. При этом я даже не понимала, что листаю страницы в обратном порядке.
• Каково это – не спать всю жизнь
Нил Эпстейн, ювелир, 41 год:
«Eсли при мне кто-то начинает жаловаться, что плохо спит, я не могу найти в себе сочувствия. Поверить, что кто-то спит хуже меня? В хорошую ночь мне удается беспокойно задремать на четверть часа. Обычно я не сплю по две или три ночи подряд.
Ту конкретную ночь, когда мне в последний раз удалось заснуть, я не помню. Но уже в семь лет я бродил по спальне до рассвета. Я не был особенно нервным ребенком, у нас в семье никто не страдал бессонницей, мать говорит, что младенцем я спал хорошо. Так что очевидного объяснения этому нет. Как нет и очевидного выхода из ситуации — мать испробовала все, но ничего не помогало.
• Каково это – пережить нападение черного лебедя
Коста Гусалов, графический дизайнер, художник, 46 лет:
«Когда мне было 10 лет, родители отправили меня в пионерский лагерь. Находился он в горах Узбекистана, в 14 километрах от города Чирчик. Там было озеро, метров 150 в диаметре, почти круглое, чрезвычайно глубокое и холодное, где жили лебеди, и мы бегали смотреть на них и кормить их через решетку, которой озеро было отгорожено от лагеря. Детям запрещали в нем купаться.
Но с противоположной стороны озера стоял так называемый директорский домик, где доступ к воде был открыт. Когда отец приехал меня навестить, у директора как раз были гости, он пригласил отца к себе и разрешил взять с собой меня и моего двоюродного брата, с которым мы вместе отдыхали в лагере. Взрослые мужики устроили настоящий пир — с мясом на углях, с чаем, шахматами и водкой. Они валялись в плавках на покрытом ковром топчане, половина которого на сваях нависала над водой. И так им было здорово, что внимания на детей никто не обращал.
А я был хорошим пловцом и все время хотел в этом озере искупаться. Пока взрослые разговаривали, я подумал: «Если уж меня оставили без присмотра, то надо переплыть озеро». И я поплыл.
• Что такое настоящее счастье
Начальник Дворца бракосочетаний, кассир тотализатора на ипподроме и человек, выпускающий заключенных на свободу, рассказывают о том, что такое настоящее счастье.
Андрей Кедров, сотрудник Московской службы спасения, рабочий стаж 10 лет:
«Смотреть на мир глазами спасателя сложно. Нормальный человек стоит на остановке и читает газету. Я оцениваю состояние асфальта, скорость переходящего через дорогу старика, думаю: «Маме нельзя так сильно сжимать руку ребенка, потому что в три года суставы слабенькие, лучше его взять за шиворот, а лучше вообще на руки»; смотрю на козырек, который перегружен снегом, на трещину в стекле остановки… И так всю жизнь. Ты будто постоянно в состоянии ниндзя, который сажает целыми днями рис, а ночью, в полнолуние, тренируется для одной-единственной схватки с другим мастером, в которой, скорее всего, погибнут оба. Главное — успеть. Помнишь каждый случай. Твоя судьба случайным образом переплетается с судьбой другого человека — девочки, сползавшей в состоянии наркотического опьянения с балкона седьмого этажа, которую мы успели перехватить на шестом; подростка Саши, собиравшегося прыгнуть с Крымского моста, которого я три часа убалтывал; пятилетнего Женю, который запер дверь и чуть не поджег дом…. Мы вытаскивали людей из ДТП, из «Норд-Оста», аквапарка, Бауманского рынка. И всегда человек осознает, что он спасся не сразу — стресс не может выключиться, как рубильник. В момент спасения счастливы мы, они — спустя время. Лучший день у меня — это восемь выездов. В городе-то — двенадцать миллионов. И за десять лет ситуации не изменились. Меняются только декорации. ДТП меньше не стало. Такие же дети выросли, которые так же запирают дверь изнутри. И такие же родители, которые плачут, когда их детей спасают».
• Каково это – замерзнуть до полусмерти на бегу
Владимир Горбач, предприниматель, 46 лет:
«Я служил в железнодорожных войсках, в Красноярском крае, между Минусинском и Абаканом. Мы должны были там отсыпать какую-то трассу. У нас были КрАЗы, причем аккумулятор был только на одной машине. Заводились так: ставили один КрАЗ, который с аккумулятором, и он начинал другой КрАЗ таскать по тайге, по бездорожью. Таскал 20 минут и заводил с толкача. И тогда он работал до тех пор, пока двигатель не высыпался, пока он не умирал. Один месяц выдерживал, другой полгода выдерживал. Если ты заглох — все, до свидания. Заглох на трассе — и привет. Пока работали весной, летом, осенью — нормально, не страшно. Но зимой это было жутко. Заглохнуть на трассе в тайге — фильм ужасов. И я это пережил.
Я отслужил год, уже был младшим сержантом, командиром взвода, а по должности старшим нормировщиком производственной части. И получилось, что машину я почти перестал водить. Это потом и сыграло роковую роль. В один прекрасный мартовский вечер я был дежурным по роте. Дежурный взвод зачем-то работал в ночную смену, и надо было отвезти им еду. Но это было громкое название — еда. В бак после чая наливалась вода, бак обычно даже не мылся, бросалась туда практически нечищеная картошка, селедка черно-коричневого вида, которая 20 лет уже где-то на складе мариновалась, потом эта вся жижа варилась. Селедку с картошкой вынимали — это было второе, а первое — бурая, черно-малиновая жижа. Еще хлеб давали. Он был замерзший и непропеченный. Его рубили топором.
• Каково это – есть только чипсы
Дебби Тейлор, инструктор по фитнесу, 31 год:
«Я не поклонница горячей еды. Я люблю чипсы со вкусом говядины, но я даже не прикоснулась бы к чипсам с маринованным луком. Вы вполне можете назвать меня истинным ценителем.
В течение двух последних лет я съедаю две большие упаковки чипсов в день. Мысль о том, чтобы съесть что-нибудь другое, меня отталкивает. Мне не нравятся полные и обрюзгшие — но именно так я чувствую себя после «нормальной» еды. На завтрак я пью чай, ланч пропускаю, а затем, около четырех часов дня, я готова съесть первую большую упаковку чипсов. В 8 часов вечера съедаю вторую.
Единственное исключение из такого распорядка — семейный ужин в ресторане. Там я заказываю кусочек сухого цыпленка и ломтик хлеба — просто для того, чтобы люди перестали ко мне приставать.