Агулянский Леон
Поплавок

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Агулянский Леон (leonagulansky@gmail.com)
  • Размещен: 23/10/2025, изменен: 23/10/2025. 38k. Статистика.
  • Пьеса; сценарий:
  • Пьесы
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Молодая красивая ленинградка разводится с "невыездным" мужем, чтобы с ребенком уехать в Израиль. Ужасы репатриации усугубляются войной в Персидском заливе с ракетными обстрелами Израиля. Любовь приводит к иммиграции в Америку, где брак с любимым человеком оборачивается настоящей трагедией.
    •   Леон Агулянский
      
      ПОПЛАВОК
      
      Пьеса для моноспектакля с участием актрисы старше 50 лет
      По мотивам рассказов Марии Спокони
      
      Copyrights (C) by Leon Agulansky
      
      В глубине сцены натянута бельевая веревка с одной бельевой прищепкой посередине.
      Слева стол со стулом или креслом.
      Справа стул для аккомпаниатора.
      
      Аккомпаниатор появляется из левой кулисы. Поправляет бумаги на столе, двигает стул, проверяет прищепку на веревке. Занимает свое место у правой кулисы. Играет вступление к песне.
      
      Появляется Мария. Вешает на веревку фотографию осенней питерской улицы.
      Поет.
      
      На ковре из желтых листьев в платьице простом
      Из подаренного ветром крепдешина
      Танцевала в подворотне осень вальс бостон
      Отлетал теплый день, и хрипло пел саксофон.
      
      И со всей округи люди приходили к нам,
      И со всех окрестных крыш слетались птицы,
      Танцовщице золотой захлопав крыльями,
      Как давно, как давно звучала музыка там.
      (Из песни Александра Розенбаума)
      
      Гитарный аккомпанемент продолжает звучать без пения.
      
      Как много лет прошло. Уже внуки большие. А мне снится один и тот же сон. Осенний ветер забирается в рукава и под воротник, срывает желтые листья с деревьев и кладет на серую гладь Невы. Я с портфелем в руке шагаю по мокрому тротуару мимо Театра Ленсовета. На стене афиши за мокрым стеклом. Двор-колодец. Парадная. Тяжелая дверь на пружине "трах" за спиной. Ступени, отполированные тысячами ног. Я дома. Тепло, запах жареной картошки, и старых книг. Я... дома.
      
      Продолжает петь.
      
      Как часто вижу я сон, мой удивительный сон,
      В котором осень нам танцует вальс-бостон.
      Там листья падают вниз, пластинки крутится диск:
      "Не уходи, побудь со мной, ты мой каприз".
      Как часто вижу я сон, мой удивительный сон,
      В котором осень нам танцует вальс-бостон.
      (Из песни Александра Розенбаума)
      
       Вешает на прищепку фотографию или стилизованный портрет отца.
      
      "Какая эмиграция?! Я ничего не подпишу! Жизнь в России это мой крест, и я буду его нести! Вон из моего дома!"- (публике.) это отец - дочери, нормально?!
      
      Конец восьмидесятых, все кругом уезжали...
      Папа, какой крест? Ты же еврей!
      Еврей, еврей, а ты не смей!
      Что с ним делать?! Не помню как, но уболтали. Смирился.
      Ехать страшно, оставаться еще страшней.
      Гигантский корабль под названием Советский Союз полным ходом идет на рифы. А из-за бугра, как мы называли заграницу, приходят фотки с загорелыми физиономиями друзей и знакомых. Как тут устоять?.
      Подали в Израиль. С вызовом помогли друзья. Мучительно ждали разрешения. Разрешения!
      (Публике.) Вы слышите?! Раз-ре-ше-ния! Люди свободно передвигаются по миру, а эта страна... (Пауза.)
      Чемоданное настроение быстро прошло.
      
      Вешает портрет мужа.
      
      Муж несколько лет работал в "почтовом ящике". Это обозначение режимного предприятия - беда для отъезжающих. Отказ - первый удар.
      Горевала я недолго. Стоп! Госсекретов не знаю и знать не хочу. Меня-то за что?
      Снова ОВИР, бланки, унизительный допрос вместо интервью.
      
      Снимает портрет мужа.
      Поет веселую песню на идише (один куплет и один припев).
      
      Пока занимались отъездом, Америка для эмигрантов из Союза закрылась. Ну и что! Мы - в Израиль. Главное, едем. Е-дем!
      
      Вешает портрет израильской подруги.
      
      Оля завалила цветными фотками из солнечной Хайфы.
      
      Разворачивает письмо, читает, комментируя.
      
      Маша, привет! Как вы там?
      Ха. Будто она не знает, как мы здесь.
      У нас отличные погоды. Декабрь, а мы купаемся.
      У нас тоже... моржи купаются - в проруби у Петропавловки.
      На рынке и в магазинах всего полно. Просто глаза разбегаются.
      У нас на прилавках только маргарин и сахар по талонам.
      Сняли хорошую квартиру в арабском районе на четвертом этаже, без лифта, правда.
      Зато по лестнице можно ноги накачать, чтоб стройнее.
      Мне бы ваши заботы.
      Приезжай. Здесь классно!
      Ждем тебя. Поможем во всем. Первое время можете у нас "упасть". В тесноте, да не в обиде.
      ( Публике.) Серьезный документ, нет?
      
      Секретарша у двери с надписью "Начальник ОВИР":
      - Вам куда?
      - Это я хотела спросить, куда мне?
      - Куда подаете, спрашиваю? Я должна за вас знать?!
      - В Израиль.
      В очереди хохотнули.
      - В капстрану. Ждите. В эту дверь вам.
      
      Вешает портрет женщины-майора милиции.
      
      Симпатичная майор перебирала бумаги, в глаза не смотрела.
      
      Входит в образ женщины-майора милиции ОВИРа за столом.
      
      - Подаете на выезд? Имейте в виду, если зарегистрирую, будет только два пути: разрешение или отказ. Идите домой и подумайте... Подумали? Регистрировать? Ну-ну. Вызов давайте. (Смотрит в бумагу, записывает в журнал регистрации.) К кому едете? К тете? Понимаю. Кого оставляете здесь? Родители, брат, муж, бывший муж. Это воссоединение или разделение семей? Ладно. Ждите. Сообщим. Не звоните нам. Ждите...
      
      Возвращается в свой образ.
      
      Несколько месяцев и... Ура! Разрешение на выезд для меня и десятилетнего сына. Муж остался, отпустил нас. Молодец. Спасибо ему.
      
      Еще детьми мы с восхищением глазели на финские автобусы у гостиницы на Невском. Сверкающие окнами, с иностранными надписями на боку, они казались инопланетными кораблями. И вот теперь морозным утром на таком красавце-автобусе мы двинулись в близкий, но прежде недосягаемый Хельсинки. Это был один из путей в Израиль. Переезд оплатила религиозная община Финляндии. Они и теперь верят, что мир во всем мире наступит, когда все евреи приедут в Израиль.
      
      Музыка.
      Надевает теплую зимнюю одежду.
      
      Таможня. Хмурое январское утро. Родной город, где каждая трещина на асфальте дышит историей, где школа, институт, театры и музеи, посиделки с друзьями, все это было моим. Было. Теперь... осталось позади. Осталось навсегда. На-всег-да!
      Мороз пробирает до костей. Ветер обжигает лицо. Не спасают несколько слоев теплой одежды. (Пауза.)
      Нас выстроили в шеренгу по двое на ледяном ветру. Стоим. Пленные? Этапированные? Заключенные? Да. Были заключенные в этой стране. Теперь, как говорят зэки, "откидываемся". Там, всего в сотне метров - другой мир. Неизвестная и такая желанная свобода.
      Звучит команда: "На таможенный досмотр подходим".
      Досмотр. Ребенок, посиневший от холода, чемодан со всякой ерундой - все. Нет. Еще двести марок греются между двумя парами носков.
      
      Вешает портрет таможенника.
      
      - Проходим! - В серых глазках человека в форме - ненависть и отвращение. - Проходим!
      Люди стоят в оцепенении.
      - Чего ждем?! Проходим! До ночи будем стоять?!
      Шеренги стоят как перед расстрелом. Глаза слезятся на ветру. Люди отворачиваются и смотрят назад. Смотрят? Или прячут лицо от злого ветра?
      Вперед! "Была - не была!" Сашку за руку, чемодан за ручку. Вперед!
      Повезло. Единственную из всех разуваться для проверки не заставили.
      Повезло! Двести марок протащила через границу.
      
      Снимает теплую одежду.
      
      В теплом автобусе - к месту ночлега.
      Ветер утих. Хлопья снега липнут к стеклу и тают. Хмурое солнце прячется за тучами. Вот и настал знаменательный день четырнадцатое января девяносто первого года. Свобода! (Пауза.)
      
      Звучит еврейская грустная мелодия.
      
      Американские войска вошли в Ирак.
      
      Вешает портрет Саддама Хусейна
      
      (Публике). Похож? Саддам Хуссейн грозит начать обстрел Израиля, если америкосы не уберутся до пятнадцатого января.
      Не убрались...
      Следующей ночью нас подняли как по тревоге. Час на сборы. Автобус. Аэропорт.
      В сопровождении двух бомбардировщиков - прямым рейсом в аэропорт Бен -Гурион.
      
      Звучит тревожная мелодия.
      
      Наш самолет был последним в тот день. Страна готовилась к войне с Саддамом. Бюрократию старались ускорить.
      Женщин усалили за бланки. Мужчины - за багажом.
      
      Вешает портрет Саши-сына.
      
      Мужская половина нашей семьи - худенький мальчик с большими еврейскими печальными глазами в шапочке "петушок". Что делать? Ушел с мужиками. Приволок чемодан. Молодец! Молодчина!
      Нам полагался один бесплатный звонок и одна бесплатная поездка в такси, куда - сама решай. Чего решать? Меня подруга ждет в Хайфе.
      
      Звучит мелодия надежды.
      Вешает портрет Ольги.
      Перевоплощается в образ подруги. Поднимает телефон.
      
      Оля даже не поздоровалась.
      - Машка, ты, что ли?!
      Прилетели?! В аэропорту? С ребенком?! Ты что, обалдела?! Ничего не подписывай! Требуй отправить вас обратно! При чем тут виза?! У нас война должна начаться. Противогазы выдают, а ты приперлась! Ко мне?! Даже не думай! Ты меня не слушаешь или не слышишь! Валите обратно! Все. Не могу говорить! Извини! Все!
      
      Кладет телефонную трубку. Смотрит на портрет Ольги. Возвращается в свой образ.
      
      В сторону письменного стола - к служащей.
      
      Да-да. Сейчас. Еще звонок, пожалуйста! Мы едва знакомы, но все же...
      
      Мария лихорадочно шарит рукой в кармане, достает записную книжку, листает ее. Опять звучит Надежда.
      Говорит в телефонную трубку.
      
      Алло? Таня? Это я - Маша из Питера. Помнишь меня? Да-да. Мы прилетели. Туристы? Нет. Совсем прилетели. Муж остался. Я с ребенком. Слушай, тут такое дело, аэропорт закрывают, нас это... Да. Правда?! Прямо сейчас?! Спасибо! Едем! (Пауза.)
      
      Звучит мелодия надежды.
      
      В тесной квартирке в Бат Яме - четыре человека и собака. Помните: "Четыре танкиста и собака". В детстве смотрели. Действительно, как в танке. Экономия на всем, до капли израсходованной воды. В унитазе воду спускают ночью, когда все "сходили".
      
      Мария ставит чемодан на пол, оглядывает сцену и садится на чемодан.
      
      "В тесноте, да не в обиде?". Папа говорил: "В тесноте, значит, уже в обиде". Но какие могут быть обиды? Только спасибо. Как тут говорят: "Тода раба!"
      
      Вешает фотографию бат-ямской улицы.
      
      Из Питера - в Бат-Ям. Тесно стоящие дома на серых сваях, бочки для нагрева воды - на крыше, громко разговаривающие люди, ветер и море, как на полотнах Айвазовского.
      
      Вешает фотографию диктора израильского ТВ тех времен.
      
      Служба тыла давит на мозги угрозой химической атаки. Страна готовится к обстрелам иракскими ракетами советского производства. Со страной готовились и мы.
      
      Ту ночь забыть я не смогу. Уставшие от дневной беготни, мы улеглись спать. Сильный дождь стучал по окнам. Сверкнула молния, далеко прокатился гром. Хорошо спать под шум дождя. И вдруг:
      
      Имитирует звук сирены.
      
      Глубокий тяжелый взрыв качнул дом, подкинул внутренности в животе. Посуда в шкафу звякнула и затихла.
      (Кричит). Саша! Саша! Подъем! Началось! Началось! Давай! Быстрее! Вставай!
      Боже, куда я привезла ребенка - из семьи, от отца, от любящих бабушки и дедушки, из нашей мирной, спокойной жизни?! Куда?! (Тихо.) Куда?
      
      Берет моток изоленты, отматывает и отрывает кусок.
      Мария бессильно роняет руки. Музыка "Ха Тиква".
      
      Кто в чем рванули в герметичную комнату. Заклеили дверные щели.
      Из приемника - дурацкая мелодия, от которой холодеет внутри.
      
      И вдруг:
      - Внимание. Израиль подвергся ракетной атаке со стороны Ирака. Всем жителям страны приказано надеть противогазы, оставаться в герметичной комнате вплоть до особого распоряжения.
      По радио вещали на иврите. Переводил Танин сын.
      Дождь лил сильнее. Еще несколько взрывов послышалось далеко. Через час разрешили снять противогазы, которых еще не было, расклеить дверь и пойти спать.
      
      На следующий день в специальном пункте циркулем измерили наши головы, выдали противогазы вместе с атропиновыми шприцами. Это антидот при химической атаке. Простыни - завернуться и ползти на кладбище в случае ядерной атаки - не выдали. (Пауза.)
      
      У Тани прожили неделю.
      Сохнут, офисы, банки, конторы по съему жилья не работают. Кто выдаст пособие? Двести марок, те самые, провезенные в носках, - мелочь.
      Помню, дедушка смешно приговаривал на идиш: "Нах дрей тег хейбн гест ан цу шмекн ви фиш. - Гости как рыба, - через три дня начинают попахивать".
      Все так. Но идти некуда.
      И тут Оля из Хайфы.
      
      Воплощается в образ хайфской подруги Ольги.
      Говорит в телефонную трубку.
      
      Алло? Алло! Не слышно! Ало-о! А, Маш, привет! Как вы там? Воюете. Мы тоже с противогазами носимся как идиоты. Сирены воют, а ракет нет. Все по Тель-Авиву целят. Да нормально все. Слушай, я это, ну, последний разговор наш. Ты извини. Психанула, с катушек слетела. Прости дуру старую. Ладно. Не старая. Не очень молодая. Бекицер. Бери Саньку и дуйте ко мне. Одежду теплую возьмите. Ну, все. Адрес есть у тебя. Обнимашки. Жду.
      
      Грустная еврейская песня.
      
      Вешает фотографию панорамы Хайфы.
      
      Хайфа. Как часто слышали мы это "Хай-фа" в рассказах друзей, читали в письмах.
      Собрали два небольших рюкзака, и на перекладных - в Хайфу. Почти без денег, совсем без языка, но добрались! Радости не было предела! Сын Миши и Оли - ровесник моему Сашке. Дети подружились. Сашу поселили в комнату их сына. Мне достался тонкий матрац на балконе, закрытом от холодных хайфских ночей пластмассовыми жалюзями. Вот зачем теплая одежда.
      В мои обязанности входила работа по дому, магазин и приготовление еды. За все это с меня - половину ренты каждый месяц. (Пауза.)
      
      Действительно, Хайфу почти не обстреливали. "Почти" не считается. В первую же ночь:
      
      Имитирует звук сирены.
      
      Публике. Похоже? Ну, почти. В первую же ночь ракеты полетели в Хайфу. У нас уже были противогазы. И сами мы такие опытные - знали, что делать во время обстрела. (Пауза.)
      
      Через неделю мальчики пошли в школу, а я - в Ульпан.
      
      Покупка еды была на мне. Пошла на рынок. Пешком для экономии.
      Тащусь обратно вверх по мокрому асфальту. (Показывает, как тащит сумки.) Сумки в двух руках. Дошла до парадной, - сирена. Ну, сирена и сирена. Пора уже привыкнуть. Привыкнуть. А привыкнуть к этому (разводит руками.)
      
      Кровь стучит в висках. Холод в груди. От ужаса ноги стали ватными. Прямо на лестнице падаю на колени (Музыка. "Последний дюйм"). (Опускается на колени.) Больно! Идти наверх не могу. Не могу, и все! Лифта нет, а мне на четвертый.
      Сирена - волнами и так громко, что боль в ушах.
      Ноги не держат. Карабкаюсь наверх, ступенька за ступенькой. Авоськи тащу волоком. Все плывет перед глазами. Похоже, теряю сознание. (Встает с колен.)
      Мальчишки, к счастью уже вернувшиеся из школы, затащили в квартиру. Мы успели надеть противогазы и заклеиться в заветной комнате. (Пауза.)
      
      Н-да. Жизнь у подруги была не просто сложной, во многом унизительной. Ольга звала к себе не просто так. Я нужна была как свидетель, что ее абсолютно русская бабушка - еврейка. Иначе - проблемы с национальностью в документах.
      (Публике). Пусть это останется межу нами.
      Ко всему еще война. Но, как говорил царь Соломон: "Гам зе яавор - и это пройдет".
      Война кончилась как-то внезапно. О ней очень скоро забыли. Теракты, Южный Ливан, Газа, - новая повестка, новые проблемы. Израиль. (Пауза.)
      
      Звучит песня.
      
      Лето 1991-го года. Заканчиваю Ульпан.
      Денег (жестом показывает "нет"). Пособие (жестом показывает "мизерное".)
      Экономим. Экономисты, блин! Экономим на всем: на воде, на электричестве, на транспорте, на одежде. Тащим мебель с помоек. Идем на рынок к закрытию - выбрать оставшиеся в коробках помятые овощи и фрукты.
      Выживаем. Мечтаем о работе, любой работе, пусть тяжелой и грязной, любой! (Пауза.)
      
      За год с небольшим в Израиль приехало более миллиона репатриантов. Страна к приему не готова. Работа есть, но старожилы - выходцы из арабских стран, встали грудью - "не пущать". Врачи и доктора наук метут улицы. Знания, дипломы, опыт никому не интересны.
      Устроиться по специальности (а у меня их две: инженер-строитель и портниха со стажем), можно только мечтать.
      
      И вдруг - о, счастье!
      
      Вешает фотографию Хайфского Техниона.
      
      Моей знакомой по огромному блату предлагают вечернюю уборку в Хайфском Технионе. Пять шекелей в час. Да! Пять шекелей! В час! Но это работа - авода(!). Работа на госпредприятии.
      Дуем туда.
      О-па! Нас почему-то осматривают с головы до ног, только потом - тряпки, ведра, пылесосы!
      Тряпки, ведра, пылесосы! Ура! Первая работа! На иврите никайон. Красиво, да? Никайон значит уборка. (Пауза.)
      До Техниона - на двух автобусах полтора часа. Проезд недешевый. Не беда. Десять-двенадцать шекелей в день остается. Двенадцать ше-ке-лей! Да вы знаете, что такое двенадцать шекелей? Это четыре доллара, на которые можно питаться весь день! (Задумчиво.) Можно питаться... весь... день.
      
      Счастье было недолгим. Начальник АХЧ и его заместитель нанимали на уборку симпатичных молодых одиноких женщин. За право работать надо, видите ли, оказывать этим подонкам сексуальные услуги.
      Работа накрылась.
      Я была в ярости. Жажда мести не отпускала и мешала жить дальше. Поведала репортеру местной газеты.
      После разгромной статьи все ответственные лица, ха(!) лица(!), полетели с должности. Ну а я.... Я опять искала работу! (Пауза.)
      
      Никайон в квартирах и виллах - дело нехитрое. Но к хозяевам на кривой козе не подъедешь. Репутация нужна.
      Меня проверяли. Меня провоцировали. Меня унижали недоверием. И просто унижали. Оставляли мелкие купюры под кроватью. Двойная проверка: купюры на месте, значит, не убрано, купюр нет, значит, воровка. Вернула, значит, молодец.
      Репутацию заработала. А еще, вытаскивая на балкон выколачивать тяжеленный ковер, заработала проблему с позвоночником. (Пауза.)
      За работу платили. Хватало на жизнь и даже отложить на черный день.
      Подкопила, и вскоре мы переехали в крохотную, но свою квартиру.
      
      Звучит песня "Тода аль коль ма ше натата".
      
      Оглядываясь назад, начало эмиграции закалило и дало силы преодолеть испытания, которые только начинались... (Пауза.)
      
      Прошли годы. Родители перебрались в Штаты. Быстро нашли работу по специальности. "Повезло"- все говорят. А может, не "повезло", а их заслуга? Может, сами себя повезли.
      Стало ясно, моя израильская эпопея должна подойти к концу.
      Сын уже был у моих родителей в Техасе. Ребенку исполнилось пятнадцать. (Пауза.)
      
      Надо ехать. Продать квартиру, машину, мебель. На руках билет Тель -Авив - Хьюстон и паспорт с гостевой визой в Америку.
      Было не до глупостей. Но Марина - подруга познакомила с американским бизнесменом-вдовцом. Он гостил в Израиле.
      Встретились в красивом ресторанчике на горе Кармель.
      
      Звучит веселая песня на иврите.
      
      Вешает портрет Лёлика.
      
      Лёлик был в ударе, шутил, веселил забавными рассказами. Привлекательный мужчина спортивного вида широко улыбался и сыпал комплиментами.
      Знаете, он обладал каким-то дьявольским шармом, перед которым трудно устоять.
      С ним было легко и очень весело. Я даже не догадывалась, что он инвалид и ходит на протезе! Умудрялся не хромать! (Пауза.)
      Встречались почти каждый день. Встречались в полном смысле этого слова. (Публике.) Вы поняли.
      Морские прогулки в Эйлатском заливе, смех, шампанское, пляж, рестораны. Я забыла о тяжелой работе, беготне с документами, предстоящем отъезде.
      Оказалось, мы летим в один день. Только я - в Хьюстон, он - в Нью-Йорк.
      На паспортном контроле в Штатах замучили вопросами: к кому, зачем, на сколько? Впустили. (Пауза.)
      
      Оставила сына у родителей. Обещала забрать через месяц. Уехала к Лёлику в Нью-Йорк на Брайтон.
      
      Звучит музыка.
      
      Просторная запущенная квартира требовала ремонта.
      А мне на минуточку: легализоваться в Америке, открыть счет в банке, записать сына в школу, получить разрешение на работу, и найти эту самую работу.
      Родители еще не имели гражданства.
      Пошли к юристу. (Имитирует голос мужчины.)
      - Дело ваше... Самое лучшее - заключить брак с вашим сожителем. Он, ведь, семнадцать лет в стране. Наверника имеет гражданство.
      
      Лелик тут же (Басом, имитируя мужской голос.)
      - Так в чем же дело? Пошли распишемся!
      
      Ха. Распишемся... Расписались... (Пауза.)
      Если бы знать! Если бы знать, что меня ждет! Если бы знать! (Пауза.)
      
      Привезла сына. Устроила в школу.
      Работала портнихой по ремонту одежды в химчистке. Получала по-черному.
      (Публике.) Пусть это тоже останется между нами. О'кей?
      На свои израильские сбережения ремонтировала и обставила квартиру.
      И тут о-па! Оказалось, квартира-то съемная. Даже не намекнул супруг об этом.
      Зачем было тратить десятку на ремонт?!
      
      Тут еще ответ из иммиграционной службы (разворачивает письмо, читает).
      - Уважаемая те-те-те. Доводим до вашего сведения. При рассмотрении и так далее. Мистер - тоже мне мистер! - не является гражданином Америки. Срок получения вами Грин карты составит восемь лет!
      
      Восемь лет! Восемь лет - приговор!
      Он может пройти натурализацию, тогда очередь подвинется на несколько лет вперед.
      Собрали документы, заполнили анкеты.
      Опять-копать! Его водительские права уже несколько лет отменены. Штрафы висят на две тысячи баксов. Кто вы думаете, оплатил? Правильно (указывает на себя.)
      
      Лёлик нашел мне работу у своих друзей: портнихой в мастерской по изготовлению штор и предметов интерьера. Я влюбилась в этот бизнес. Он стал делом моей жизни. (Пауза.)
      
      Новое дело! Странный табак, что Лёлик курил с утра до вечера, оказался марихуаной.
      Еще не все. Выяснилось, у него - трехлетний сын. Живет с мамой на соседней улице. Лёлик не хотел этого ребенка, но девушка, "обвела его вокруг пальца". Залетела, скрылась, родила. Лёлик раз в неделю навещал мальчика.
      
      Каждую пятницу я приносила зарплату наличными. Муж, развалясь на диване, протягивал руку: "Деньги давай! На Макса (так звали ребенка) и на траву!"
      
      У Лёлика при внешнем обаянии характер был - дрянь, впрочем, как и он сам. Порой был веселым и расслабленным, потом вспыхивал как спичка без всякой на то причины. Приходил в ярость. Оскорблял и унижал людей.
      После встреч с моими родными и друзьями у него вообще крышу сносило. Это были люди другого уровня, преуспевшие в эмиграции, живущие в престижных районах. Лёлик ревновал к этому окружению и ненавидел его. Расточал злобу. Унижал и оскорблял меня. (Пауза.)
      
      Навестили семью моего брата. Ехали из Вашингтона. Лёлик за рулем был на взводе. Ему всегда требовался адреналин, риск, край пропасти.
      Летел сто миль в час, подрезал, вилял, обгонял.
      
      (Кричит.) Прекрати! Что ты делаешь?! Ребенок в машине! Ты убьешь нас! Останови машину! Останови немедленно!
      
      Уже представляла себя на месте Лины - первой жены, погибшей в автокатастрофе по его вине. Сын на заднем сидении замер от страха. А Лёлик смеялся и наслаждался властью над нами.
      
      Остановились у бензозаправки залить бак и сбегать в туалет. До дома больше двух часов. Бегом в туалет и обратно. Выхожу - машины нет.
      Я наказана! Ни денег, ни документов, ни телефона. (Публике.) Нормально, да?
      Присела на бордюр, нет, в Питере говорят "поребрик", и разревелась!
      Минут через двадцать - визг тормозов. Помню: через стекло машины - бледное заплаканное лицо сына. Все это время он, рыдая, умолял отчима вернуться и забрать меня.
      Лёлик милостиво разрешил сесть в машину. Ярость его не проходила. Выезжали со скоростной дороги, не снижая скорости, специально пропорол бок машины о заграждение. Хотел еще насолить. Как вы понимаете, (показывает на пальцах "платить") за ремонт (указывает на себя.)
      
      Муж получал крошечную пенсию по инвалидности. Работать не собирался. Я пахала за наличные, иначе его пенсия (жест улетающей птички.)
      Преуспела в ремесле своем. Нашла работу менеджера-закройщика на Манхеттене. Хозяин платил по-черному высокую ставку. Хотел меня удержать. Удержал. Оформляли интерьеры и шили для многих знаменитостей. Имена такие, что назвать не имею права.
      
      Звучит песня.
      
      Прошло два года. Интервью на Грин карту не назначено. Когда будет назначено?
      (Цинично.) Любимый достал своей ленью, аферами, грубостью и курением травы с утра и до вечера.
      Я много работала. Дома валилась с ног. При этом вела хозяйство так, что дом блестел. (Пауза.)
      
      Воскресным утром, нашла коса на камень.
      Готовила завтрак. Мой суженный, покурив, врубил телек на всю катушку. Футбол. (Восклицает цинично.) Футбол!
      Хорошо. Футбол. (Резко.) Но можно потише сделать?!
      Боже! Какой разразился скандал. Я - в прихожую, схватила чемодан. В него - свою одежду.
      (Кричит.) Не могу больше так жить! Не могу! (Пауза.)
      Любимый со словами "тут все мое, ты ничего не возьмешь!" (ударяет кулаком в ладонь.) в лицо. (Пауза.)
      
      Вспышка... перед глазами. Лечу на пол кладовки. Нокаут. Бой закончен. Победа. Нет. Подонок схватил меня за волосы и "трах" - головой о дверной порог.
      На мой крик выскочил сын.
      (Кричит.) Титкашер ле миштара! - Вызывай полицию! Думала, Лёлик не поймет на иврите. Понял. Рванул в комнату сына, схватил ноутбук, который Сашка чинил для своего одноклассника. (Жестом показывает направление). На лестничную площадку и (показывает как выбрасывают ноутбук.) в пролет с четвертого этажа.
      Тысячу родителям мальчика заплатил кто? Правильно. (Указывает на себя.)
      
      Выслушав нас и увидев мой растрепанный вид со следами удара на лице, полицейские надели на Лёлика наручники и увезли. (Пауза.)
      Явилась для снятия побоев и дачи показаний. Назначили дату суда. Выдали "Защитный ордер"- муж не может приближаться, даже общаться с нами на расстоянии.
      Несколько дней стояла напряженная тишина. (Пауза.)
      
      Звучит тревожная музыка.
      Не знаю, как он... сумел позвонить из тюрьмы.
      
      Имитирует речь Лёлика по телефону.
      
      Это я. Прошу тебя, не бросай трубку. Меня же посадят. Ты что?! Как ты можешь?! Я же люблю тебя. Да. Я срываюсь. Ты знаешь это. Сам не пойму, как это получилось. Психанул. Ну, психанул. Что теперь?! Очень боюсь потерять тебя. Инвалиду в тюряге придется непросто. В камере на меня разные уроды заглядываются. Ну, ты понимаешь. Прости меня! Прости! Отзови заявление в полиции. Меня отпустят. Все будет по-другому. Обещаю. (Пауза.)
      
      О-хо-хох! Забрала.
      Вернулся тише воды, ниже травы. Мы твердо решили уехать из его квартиры. Как говорят: "Делай, что положено, и будь, что будет".
      Перебрались в другую часть Бруклина.
      Лёлик не отставал. Приезжал на работу и караулил у входа в cабвей. Умолял вернуться. Давить на жалость - не работало. Взялся за шантаж.
      
      (Разворачивает письмо. Читает). Ты оставила мужа-инвалида без помощи и средств. За это можно и привлечь. Короче, если не вернешься с извинениями, заберу прошение на предоставление тебе статуса. Еще заявлю, что наш брак фиктивный, а ты - аферистка.
      
      Мы только получили апойнтмент для интервью на Грин карту. Явиться надо всей семьей. (Пауза.)
      Устоять, не возвращаться к этому подонку, значит, депортация в Израиль. Сжать зубы и вернуться, - получить документы, остаться в Америке.
      
      Шел девяносто восьмой год. В Израиле разгоралась интифада. Сашке уже восемнадцать. Только приедем, заберут в армию.
      Я очень боялась потерять сына. Многие из его одноклассников уже были призваны и воевали на территориях.
      
      Сын был готов пойти в ЦАХАЛ, только не возвращаться в квартиру этого урода. Однажды бросил, мол, я занимаюсь проституцией, продаю свое достоинство за Грин карту.
      Ох, сына, сына!
      Может, ты был прав. Только весь этот кошмар с переездом в Америку был для тебя и ради тебя.
      Живя в Израиле, я твердо решила: мои внуки не будут знать, что такое воздушная тревога. Не будут! (Пауза.)
      
      Вернулись к Лёлику. Сын был очень зол на меня, но смирился.
      Была возможность получить документы и без мужа, как "жертва физического и морального насилия". Открывать новое дело, снова куча справок, адвокаты - уже нет ни сил, ни времени.
      Я была измотана. Депрессия. Панические атаки. Таблетки с побочкой. (Пауза.)
      
      После интервью ждали ответа год. Ответ пришел: дело потерялось. Вся катавасия с документами, затраты на адвоката - все по новой. Сделали, заплатили. Ждем. Через полгода - отказ.
      Видите ли, низкий материальный достаток в семье. Мне платят по-черному. У мужа - мизерная пенсия. (Публике). Отказ. Ничего, да?
      Столько (жестом показывает "всего".) впустую. Сколько времени украдено из жизни! Из моей жизни! На что потрачены лучшие годы?!
      
      Родители помогли. Работая инженерами, явились моими финансовыми спонсорами. В очередной раз оформили документы, и опять - ожидание. (Пауза.)
      
      Муж понимал, что теряет контроль надо мной. Опять начал грубить и безобразничать. Ему всегда нравилось "ходить по лезвию ножа".
      После очередной его выходки я сказала, что больше не могу терпеть. Ухожу, на этот раз окончательно.
      Его реакция была неожиданной: "Как будем дербанить капитал?"
      За четыре года тяжелой работы без отпусков и путешествий я собрала сто тысяч долларов наличными.
      Пока была на работе, любимый вытащил всю сумму из банковской ячейки. Я была в шоке, а он представил математический расклад затрат на получение Грин карт, проживание в квартире, питание и прочее. Мой долг мужу составил сто четыре тысячи.
      (Показывает). Помахал ключами от подержанной машины, что я купила сыну: "Гони деньги - верну тачку".
      И я, я(!) была женой этого негодяя.
      
      Отец в тот же день перевел деньги и велел отдать их Лёлику.
      
      Понимая, что я ухожу, этот персонаж совсем распоясался и
       умудрился сделать еще много гадостей в качестве мести. Разбивал посуду, портил вещи. (Пауза.)
      Сын оканчивал школу. Купила ему токсидо на выпускной бал. В наше отсутствие Лёлик высморкался в атласный лацкан пиджака. Настал знаменательный день. Ребенок надел токсидо. Засохшие сопли красовались на самом видном месте.
      Еще много гадостей преподнес нам этот Лёлик. (Пауза.)
      
      Мы с сыном переехали.
      Так закончился брак с этим монстром.
      Пришли долгожданные Грин карты. Брак наш не был фиктивным. Легализация произошла благодаря моим родителям. Лёлик все же содрал с меня еще тридцать тысяч, заявив:
      (Копирует мужской голос.)
      - Машка, ну я ж инвалид, а ты здоровая, трудолюбивая. Ты еще себе заработаешь!
      
      Еще год он преследовал меня. Умолял вернуться. Обещал вернуть деньги.
      Подкараулил моего бойфренда, и (показывает укол заточкой) заточку ему в мягкое. Тот потерял много крови, Подал заявление в полицию. Лёлик, как ему это удавалось(!), опять вымолил прощение... (Пауза.)
      
      Через год на вытащенные у меня деньги бывший купил квартиру на океане.
      Переехал во Флориду с новой подругой.
      Прошли годы. По удивительному стечению обстоятельств я, оказавшись во Флориде, подружилась с этой женщиной. Оказалось, несколько лет мое фото висело у Лёлика на зеркале...
      С ней мы дружим и теперь. Она основала народный театр в наших краях. Мне довелось играть в нем.
      
      Уже пять лет, как этот человек ушел в мир иной. Но яркие воспоминания о нашей жизни, больше плохие, чем хорошие, больше горькие, чем смешные, еще живы в моей памяти.
      Его приятель журналист сказал о нем:
      "Талантливый, гадкий, прекрасный, несчастный человек, проживший свою жизнь гнусно, и исковеркавший жизни другим. Царство небесное тебе, шкипер!" (Пауза.)
      
      Как быстро летят годы. В Израиле люди нашего призыва говорят: "Мы уже идем с рынка".
      Как это правильно. Теперь мы умнее, опытнее, не так эмоциональны. С этим бы умом да - в молодые годы. (Пауза.)
      
      В детстве мы с братом ловили окуней на озере. Часами смотрели на поплавок. Он то нырял, то всплывал, то наклонялся под ветром, то качался на волне. Но никогда не переворачивался и не тонул. Никогда... Вот и я так же - непотопляемая...
      
      С раннего детства я обслуживала чужое мнение о себе. Создавала впечатление. Работала над этим. Смешно. Отличница в школе, комсорг в институте, лучшая швея и лучший дизайнер. Одевалась лучше всех. За фигурой следила. А настоящую любовь, друга жизни и единомышленника, встретила, не поверите, сама не верю, на пляже. Ни подноготной, ни модной одежды, ни диплома для счастья не потребовалось.
      А еще сбылась моя детская мечта - играть на сцене. И вот я здесь.
      
      Поют вместе с аккомпаниатором. (Зрители могут подпевать).
      
      Если любовь не сбудется
      Ты поступай, как хочется,
      И никому на свете
      Грусти не выдавай.
      
      Новая встреча - лучшее
      Средство от одиночества,
      Но и о том, что было
      Помни, не забывай.
      
      Мечта сбывается и не сбывается,
      Любовь приходит к нам порой не та.
      Но все хорошее не забывается.
      А все хорошее и есть мечта.
      (Из песни Юрия Антонова)
      
      К О Н Е Ц
      
      16 октября 2025
      Boynton Beach, FL
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Агулянский Леон (leonagulansky@gmail.com)
  • Обновлено: 23/10/2025. 38k. Статистика.
  • Пьеса; сценарий:
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.